Блестяще образованный, изысканно вежливый, с юности привычный к твидовым костюмам и дорогой обуви, сдержанный в эмоциях, пунктуальный в деле – истинный британец, словно шагнувший в жизнь из романов Голсуорси. Таков актер Хью Лори. Циничный и хамоватый, неряшливый и небритый, в неизменных джинсах и кроссовках, не стесняющийся открыто косить от прямых своих обязанностей, – это американский телеперсонаж доктор Хаус. Вот уже восьмой год они неразлучны. Вот уже восьмой год зрители по всему миру настолько отождествляют актера с его героем, что закидывают пакетами с анализами и просьбами поставить им верный диагноз. Но роль, принесшая славу и богатство, вызывает у Лори горечь и чувство вины.
У Лори изумительное чувство юмора. Не хуже, чем у его персонажа, доктора Хауса.
«На самом деле я должен был родиться компьютерной игрой. У меня отличная графика и потрясающий звук! А мои фантазии настолько живые, что это останавливает меня от совершения поступков, потому что у меня такое чувство, что я их уже сделал».
Ну чем не баловень судьбы? Родился в Оксфорде, в обеспеченной семье врача. Так что медицинские разговоры сопровождали будущего доктора Хауса с детства. Папу Рэна он обожал и уважал: «Настоящий врач, благородная душа, все время отдавал пациентам и был скромным до абсурдности. Я помню, как, будучи ребенком, ходил с ним на рыбалку, и он спрашивал у мамы разрешения, можно ли ему грести. Много лет спустя папа вытащил из глубин комода завернутую в старые тряпки золотую олимпийскую медаль. Я и понятия не имел, что он завоевал золото в парной гребле на Олимпиаде 1948 года! Помню, как он говорил какие-то очень хорошие вещи, например: «Любой идиот может победить». Это навсегда осталось со мной. Он имел в виду, что победа не может научить тебя чему-либо. Ты выиграл. Конец истории. Зато проигрыш и то, как ты с ним справишься, что ты из него вынесешь – это уже интересно… Самое смешное, что сам папа никогда не проигрывал соревнования».
Но баловнем судьбы Хью Лори не был, поскольку большую часть суток проводил не с отцом, а с мамой – воинствующей пуританкой, угрюмой и неласковой. Живущая в атмосфере кучи запретов и дурацких условностей, ею же и придуманных (например, никогда не целовать, не утешать и не жалеть детей), Патриция не только отравила сыну детство, но и наделила его кучей комплексов. Так, Хью, например, считал себя нежеланным ребенком. Я являлся самым младшим из четырех детей и , глядя на вечно хмурую мать, что родился по случайности. Только уже взрослым, после ее смерти, узнал, что у нее было два выкидыша до того, как я родился, так что я был, по-видимому, желанным… Мать была женщиной со странностями – например, первой в Европе начала реально воплощать в жизнь «зеленые» идеи: собирала макулатуру по соседям и сдавала. Она презирала мысль, что жить надо ради счастья, терпеть не могла слово «комфорт», враждебно относилась к сантиментам, слезы просто ненавидела. В качестве реакции на наш детский плач могла отрезать: «Сырость не разводи!» Не знаю, страдала ли она клинической депрессией, но у нее были достаточно сильные перепады настроения. У нас сложились странные отношения: мне казалось, что она слишком много от меня ждет, видит во мне нечто, чему я никогда не смогу соответствовать».
Что ж, не может соответствовать – значит, будет делать все наоборот. В школе Хью Лори врал по поводу и без, отказался всерьез учится играть на фортепиано, (притом, что ему занятие нравилось).
Ощущая свою противность матери, он делал все, чтобы казаться еще противней, еще нестерпимей для окружающих. «Я был дурным подростком, большую часть времени проводил с сигаретиной в зубах, жульничал на контрольных по французскому. Носил башмаки на платформе с черепами и костями, прическа моя была сущим позором, и я изобрел какой-то отвратительный способ выглядеть одновременно и жирным, и тощим».
Мать хотела, чтобы он стал врачом. И это стало самым серьезным основанием для того, что Хью Лори от профессии врача отказался. Отдушину он находил в литературе и в спорте. Литература – это в первую очередь Вудхауз с его классическим английским юмором, который Хью Лори принял с большим воодушевлением: «С первого же предложения самого первого прочитанного мною рассказа Вудхауза жизнь начала казаться чем-то несоразмерно большим. До этого я существовал в самых прозаических координатах – вечно угрюмый до несносности, с немытыми волосами. И вдруг появился Вудхауз – и это открытие стало плавно менять каждый мой день. К середине пятой главы я уже был способен пользоваться ножом и вилкой, и приятно думать, какой колоссальный прорыв мне удался с тех пор».
Что касается спорта, то, стремясь быть похожим на отца, Хью Лори занялся академической греблей – и здорово в ней преуспел. Еще учась в школе, он выиграл чемпионат Великобритании среди юниоров, после чего занял четвертое место на чемпионате мира. А когда поступил в университет (Кембридж, конечно), принял участие в знаменитой гонке между Оксфордом и Кембриджем.
На кого же он там, в вузе, учился? По чьим стопам пошел? А ни по чьим. Привычно поступая всем назло, Хью Лори вознамерился стать антропологом и археологом. Забегая вперед, отметим, что он не работал по этой специальности ни дня.
Учеба в Кембридже оказалась приятным времяпрепровождением. Хью Лори брал учебник – и уходил на рыбалку. На учебнике было удобно сидеть, через толщу его страниц сырость земли совершенно не чувствовалась. Предстоящие сессии Хью не волновали – он знал, что как особо ценный гребец все равно получит нужные зачеты. Тренировки занимали большую часть суток. Хью Лори ел по шесть стейков на завтрак, обед и ужин и при своем росте в 189 см выглядел настоящим атлетом.
Однажды он подхватил мононуклеоз (острое инфекционное заболевание, смахивающее на тяжелую ангину) и вынужден был тренировки временно прервать. Уже выздоравливая, забрел от скуки в университетский любительский театр – и
почувствовал себя в родной стихии. Там Хью Лори познакомился со Стивеном Фраем – так зародилась их дружба на все века и так родился дуэт двух прирожденных комиков, сколь эрудированных, столь и эпатажных.
Вот почему Хью Лори так и не стал антропологом (хотя диплом бакалавра получил)
– ему было некогда. На протяжении всех 80-х годов и первую половину 90-х Фрай и Лори были везде – примеряли на себя разные комические маски в британских телесериалах, стебались в радиоэфире, смотрели с умным видом с глянцевых разворотов, хохмили на ток-шоу. И делали самое популярное в Британии телешоу своего времени «Чуточку Фрая и Лори». (Позже идею его позаимствовали Сергей Рост и Дмитрий Нагиев в «Осторожно, модерн!».)
Итак, ничего особенного не сотворив (ведь он отпускал с экрана хохмочки, на которые был горазд и в обычной жизни), актерскому ремеслу толком не поучившись («Я всегда занимался этим делом на уровне капустника»), Лори словил какие-то деньги и славу. Однако английский юмор в литературе и английский юмор в шоу – две большие разницы. Вы же не поставите рядом Джерома – и Бенни Хилла, Бернарда Шоу – и мистера Бина, Роуэна Аткинсона.
Хью Лори, отлично понимающий вкус классического английского юмора (образцом которого могла бы послужить его же собственная цитата: «Я родился сомневающимся во всем, включая самого себя»), для публики творил юмор балаганный и имел славу, от которой сильно разило петросяновщиной. Понятно, что это его категорически не удовлетворяло.
Пытаясь найти применение многообразным своим талантам, он тыкался то в одну, то в другую сферу. Написал книг)’
– пародию на шпионский детектив («Торговец пушками»). Сочинял музыку, в том числе и для телесериалов, в которых участвовал. Сыграл ряд небольших ролей в кино. Озвучивал сказки и мультфильмы. Продолжал заниматься любимым спортом.
И – стремительно погружался в пучины депрессии, склонностью к которой наградила его мать.
«Мне было 37 лет, и я принимал участие в лодочных гонках. В какой-то момент я поймал себя на том, что не испытываю никакого возбуждения – ни предвкушения выигрыша, ни страха проигрыша, а только скуку. Я понял, что это депрессия уже в острой ее форме. Возможно, причина в том, что жизнь легка. Вы заметили, что я не шахтер? Да я даже и не актер – я никогда не учился этой профессии. Даже наше со Стивом Фраем сверхуспешное многолетнее шоу было чем-то вроде продолжения нашей не столько театральной, сколько театрализованной деятельности
в Кембридже… Вообще-то я с юности принадлежу к тем людям, для которых стакан всегда наполовину пуст. Ощущение полного счастья мне незнакомо. Я очень подозрительно отношусь к счастью. Если у меня вдруг все-все хорошо, я хоть камешек в ботинок подложу, чтобы не беспокоиться. Когда все плохо, мне легче -страдая и хандря, я понимаю, что все еще жив».
Из перманентного хмурого состояния Хью Лори не выбили ни женитьба (Джон Грин, работающая мелкой сошкой в одном из лондонских театров, подкупила его тем, что «имела еще более угрюмое лицо, чем я сам»), ни рождение трех детей, ни адюльтер (в Марокко, на съемках приключенческого фильма «Логово льва», с режиссершей Одри Кук), ни возвращение в лоно семьи (признавшись жене в измене, Хью Лори с легким сердцем пошел спать, а жена засела за письмо сопернице: «Прошу оставить моего мужа в покое…»).
Возможно, катализатором депрессии Хью Лори служила сама Британия – ее климат, ее обстановка, ее атмосфера. Словом, все то, что даже на самого закоренелого патриота Туманного Альбиона наводит глубочайший сплин. А в 45 лет, когда Хью Лори ничего интересного от жизни уже не ждал, на его голову свалился доктор Хаус – и все поменял.
Сцена во врачебном кабинете.
Пациент: «У меня ничего не болит».
Хаус: «Иногда это первый симптом». Грегори Хаус – совершенно нехарактерный для американского «мыла» персонаж. И то: главный герой сериала «Доктор Хаус» придуман не американцем, а канадцем – сценаристом Дэвидом Шором. Шор сам человек нестандартный: находясь на вершине юридической карьеры в Торонто, вдруг бросил все и уехал в Лос-Анджелес, где несколько лет писал сценарии в стол – пока наконец не удалось пробиться на телевидение.
Герой, которого создал Шор, вопиюще неполиткорректен и полон отрицательных черт. Он циничен и запросто хамит пациентам, он нарушает правила приличия и врачебный этикет, он давно подсел на болеутоляющее средство викодин, но, имея слабости сам, не прощает их другим. У него настолько мерзкий характер, что больные и коллеги не успевают строчить на него жалобы. Его любимое утверждение – «все пациенты тут». При этом Хаус – гениальный диагност в области почечных и инфекционных болезней, способен разобраться в самых запутанных случаях
и спасает жизни там, где другие врачи беспомощны. Как он это делает? С помощью невероятной наблюдательности и умения выстраивать логические цепочки.
Вам это ничего не напоминает? Ну конечно – отдаленным прототипом Гектора Хауса является другой литературный персонаж – Шерлок Холмс. А каждая история болезни, которую распутывает доктор Хаус, – это настоящее детективное расследование, на что был горазд гениальный сыщик с Бейкер-стрит. Когда Хью Лори прислали сценарий первых серий, он сразу разглядел эту параллель и назвал Холмса «самой успешной франшизой в мировой литературе».
Но проникшись великой симпатией к герою, которого предстояло играть, Хью Лори совершенно не поверил в его удачную экранную судьбу. Хотя на пробы в Америку полетел.
«Кастинг «Хауса» шел долго, чуть ли не полгода, и все это время я жил в отеле. Все остальные члены актерской команды, едва их утвердили на роль, нахватали ипотек на новые дома. А я вообще не сразу понял, что Хаус – главный герой. Я долго читал сценарий с чувством, что главным должен быть доктор Уилсон. Потом)’ что он человек положительный, внимательный к пациентам, добрый и отзывчивый. Так что когда сериал все же решено было делать и коллеги занялись недвижимостью, я очень убежденно сказал Дженнифер Моррисон (исполнительнице роли Элис Кэмерон): «Дженни, я говорю вам как взрослый человек и отец троих детей – вы совершаете немыслимую глупость. Нас закроют уже в этом сезоне». Дженни, женщина юная и отчаянная, отвечала мне что-то типа: «А, один раз живем!» Для меня было просто шоком, когда «Хаус» стал рейтинговым лидером едва не по всему миру. У меня было чувство, что я провел шесть лет в коме, неожиданно очнулся, и теперь мне хотелось поинтересоваться: «Елизавета по-прежнему у нас на престоле? В Британии по-прежнему левостороннее движение? У нас все еще фунты или уже евро?» Собственно, я до сих пор в каком-то смысле пребываю в этом состоянии. Хаус слишком необычен – и как сериал, и как человек. Слишком безыллюзорен для телесериала и слишком негероичен для героя. Он не может быть поп-звездой. А стал. Я контужен этим фактом – моя картина мира, основанная на подозрительности, подверглась деформации».
Да, доктор Хаус, объект ненависти телевизионных пациентов (несмотря на то, что он ставил их на ноги), в одночасье превратился в кумира реальных зрителей – едва лишь первые выпуски сериала появились на телеэкране. С тех пор, то есть с 2004 года и по сей день, критики разбираются в этом феномене. Хотя никакого феномена нет. Хаус просто позволяет себе все то, что большинство мечтает проделать, но никогда на это не осмеливается. Он говорит что думает и игнорирует правила и инструкции, если не видит в них смысла.
Как объясняет сам Хью Лори, «он, словно Икар, парит в социальной невесомости, а мечта о полете преследует человечество с самых давних времен. Для него не существует законов гравитации: я-не-должен-говорить-того, мне-не-пристало-делать-этого. В случае с Хаусом законы физики перестают действовать. Ему дозволено высоко летать, и это в самом деле будоражит воображение. Потом)’ что для большинства людей это недостижимо. Я считаю, что при всем внешнем цинизме Хаус, бесспорно, положительный персонаж с сильными моральными устоями. Да, он определенно не ангел. Если бы он существовал в реальности, его бы довольно скоро кто-нибудь избил. Но, я думаю, причина того, что люди так любят этот сериал
– кроме сугубо развлекательного момента
– в том, что каждый из нас хочет верить: где-то есть человек, который знает ответ. Все мы немного в недоумении и сбиты с толку жизнью. Мы не можем понять ее, большую часть времени напуганы. И чувствовать, что есть тот, кто достаточно умен, и достаточно решителен, и достаточно жесток, чтобы понять, как все устроено и как с этим справляться… Я думаю, это обнадеживает. Не знаю, существуют ли такие люди на самом деле, но это привлекательная идея. По крайней мере для меня».
Однако ж вопрос, а не творил ли Хью Лори этот образ со своего отца, вызывает у актера яростный протест: «Отец был совсем не такой, как Хаус. Очень благородный человек. Конечно, когда он лечил своих собственных детей, то мог быть жестоким. Однажды я получил ожог ноги, когда взорвал самодельную бомбу. Я все жаловался на то, как сильно болит, а мой отец сказал: «Ну да, оно и должно болеть, идиот». Папа пришел бы в полный ужас от моего героя. Сам он отличался безупречными манерами, тихим голосом и мягкостью. Помыкать собой не позволил бы, но и не стал бы смеха ради обижать, шокировать или доводить до бешенства других людей. С другой стороны, ему бы понравилось, что наука и логика являются для моего героя религией. Я перенял от отца это преклонение перед рациональной мыслью, научным подходом и профессиональным опытом, не верю в народную и нетрадиционную медицину – кору плакучей ивы пусть жуют другие. У меня врожденная неприязнь к ненаучному подходу. Поэтому меня так раздражает современное увлечение всей этой восточной чушью. Стоит только чихнуть на съемочной площадке, как сорок человек протягивают мне эхинацею. Спасибо, с таким же успехом я могу погрызть карандаш».
Отец Хью Лори, доктор Рэнольд Лори, умер в 1998 году от болезни Паркинсона. Хью тогда было 39 лет.
«Я так и не смирился с его смертью, мне не хватает его – и этой его деликатности и преданности. Незадолго до его смерти я уехал в США – сниматься в «Стюарте Литтле», кажется. Я знал, что он чувствует себя плохо, но решил не ездить к нему и не прощаться как следует. Сделал это вполне сознательно: я не хотел его отпускать, не хотел давать ему разрешения уйти. У него должно было «висеть» это дело – встретиться со мной. И я толком не попрощался. Сейчас жалею об этом. Но не исключено, что сделал бы то же самое, если бы ситуация повторилась. Но вот о чем я точно не жалею – что папа не дожил до моего успеха в «Докторе Хаусе». Потому что это жуткий парадокс, величайшая несправедливость: отец все силы отдал медицине, был настоящим врачом, однако и за всю жизнь не заработал того, что я зарабатываю за сезон, всего лишь притворяясь врачом. Может быть, еще поэтом)’ я до сих пор вижу в успехе «Доктора Хауса» нечто абсурдистское. И не доверяю своей славе. Ведь я ее не заслужил, а будто выиграл в лотерею».
В Америке истинному британцу Лори пришлось переучивать свой безупречный английский, осваивать типичные для янки словечки и приобретать американский акцент. Хью подошел к этому с обычной дотошностью: начал говорить с акцентом даже при выключенной камере, «потом)’ что достаточно тяжело метаться туда-сюда. Я не хочу привлекать к этом)’ внимание. Мне не хотелось бы, чтобы команда шепталась: «О, он произнес это как британец». Меня это расстраивает».
А вот в особенности национального менталитета он не верит и никакую «американскость» на экране специально не воплощает. «Знаете, мне в чем-то симпатичны британские футбольные болельщики. Как известно, самые злостные из всех. Потому что они опровергают этот ваш миф об англичанине, колонизаторе в пробковом шлеме. Я не верю в национальный характер в современном мире. Я верю только в акцент. Для того чтобы стать стопроцентным американцем Хаусом – со всем его опытом исторических и культурных разочарований, мне надо было всего лишь обмануть язык».
Но съемочная группа считает иначе – разница есть! – и просто очарована манерами Лори, которые находит истинно британскими. И впрямь: иерархия на американской съемочной площадке всегда выдерживается четко, каждый сверчок знает свой шесток. А мировая звезда Хью Лори хватает тележку, полную мусора, и тащит его к дверям. Потому что не может видеть, как это делает дама. Сьюзан Бург, ответственная за злосчастную тележку, пыталась даже поменять время уборки, лишь бы помешать Лори нарушать субординацию. «Выкатываю тележку из комнаты, как вдруг он опять появляется на пороге. Я спрашиваю: «Почему каждый раз, когда я собираюсь выбрасывать мусор, вы тут как тут?» А он глянул на часы и отвечает: «Вообще-то я жду вас тут уже полчаса. Где вас черти носят?» Он замечательный человек».
В Америке Хью Лори вот уже семь лет живет по десять месяцев в году. Сначала он относился к ней настороженно, принципиально селился в гостиницах, не желая привязывать себя к чужой стране покупкой жилья. «Америка меня пугает, – говорил он тогда. – Слишком много солнца – и на небе, и в отношениях между людьми. Англичане суровые, им трудно угодить. А Лос-Анджелесом правят оптимизм, энтузиазм и лесть, что сводит меня с ума». Но потом Лори решил, что в США ему нравится. Особенно после того, как подписал контракт, обязуясь сниматься в сериале до 2012 года. Кончилось тем, что он купил особняк за 4 миллиона долларов на Голливудских холмах и перевез туда семью. «Когда я закрываю за собой дверь в Англии, я вхожу в свою крепость. В солидное каменное вместилище жизненных основ. А когда я хлопаю дверью в доме в Лос-Анджелесе, содрогаются стены! Здесь все хлипко, все временно, никто не думает о постоянстве. Здесь строят не зацикливаясь, чтобы было удобно сейчас. В целом мне нравится этот американский принцип жизни – fast&easy. Нечего заявлять миру о себе как о чем-то непреходящем!»
Курьез в том, что в самой Британии нового Хью Лори – как исполнителя роли Гектора Хауса – признавать отказываются. Сериал, легко покоривший весь мир, наименьший успех имеет в Туманном Альбионе. Англичане делают вид, что такого Хью Лори – с американским акцентом и всемирно любимого – попросту не существует. Критика и бомонд дружно игнорируют его персонаж. Парадокс этот хорошо объяснил американский актер Роберт Шон Леонард, исполнитель роли доктора Джеймса Уилсона в телесериале «Доктор Хаус»: «Творчество Хью в Британии было интересным, но несколько односторонним. Теперь он движется в другом направлении. Не думаю, что ему удалось бы совершить подобный кульбит в Лондоне. Британцы слишком привыкли к тому, будто они прекрасно знают, что собой представляет Хью Лори. Именно поэтому они так неприветливо обходятся с ним теперь – ведь он делает то, чего не делал раньше. А это строжайше запрещено».
«Британцы виновны в куче дурацких предубеждений по отношению к американцам, – дополняет коллегу Хью Лори. – У них, мол, нет чувства иронии. Это полная ерунда. Я бы сказал, что во многих случаях американцы гораздо более ироничны, чем мы, они просто не способны не быть таковыми. Взять хотя бы их телевидение – часто это совершенно незамаскированная ирония. В Англии отсутствует множество необоснованных снобистских предрассудков…»
Снобизм не помешал только английской королеве. В 2007 году Елизавета 2 пожаловала актеру звание офицера ордена Британской империи. Два «Золотых глобуса», присужденных Голливудской ассоциацией иностранной прессы в США, довершили этот триумф.
Сегодня гонорар Лори составляет 300 тысяч долларов за съемки в одном эпизоде «Доктора Хауса», что за сезон складывается в круглую цифру 5 миллионов.
Журналисты его обожают, хотя он оставляет с носом папарацци, удирая от них на мощном мотоцикле (слабость Хью Лори с юности), и констатирует не без злорадства: «На самом деле все хотят взять интервью у Хауса. А получают меня». И с этим метким замечанием трудно не согласиться. Но юмор актера ни на йоту не хуже, чем юмор его персонажа, а потому журналисты со смешком записывают его афоризмы, воспоминания, откровения. «Изменили ли меня слава и богатство? Нет, потому что я и прежде уже был жадным эгоистом со склонностью к оружию, кокаину и садомазохизму».
Его хроническая депрессия не прошла даже при таких гонорарах (что доказывает ее подлинность). Но зато Лори крепко продвинулся в понимании ее причин (что доказывает профессионализм американских психоаналитиков). Вкратце истоки этой депрессии отлично формулирует знаменитая фраза Жванецкого – «вот если бы на мине подорваться – но об этом же можно только мечтать». Хью Лори подписался бы под каждым этим словом: «Мне, видимо, не хватает и всегда не хватало борьбы. Цели, страсти жизни. Я оступался, но у меня никогда не было настоящих неудач. Я однажды изменил жене, что стало достоянием публики, но адюльтер, подвергнувшийся огласке, очень мещанский заменитель подлинного жизненного провала. Жизнь не испытывала меня, вот в чем дело. Как-то я слышал по радио интервью одного знаменитого британского писателя и политика, а по натуре солдата и борца. Он тогда сказал, что сожалеет лишь об одном – что не удалось погибнуть на войне. Меня поразила эта мысль – в нем говорило чувство генеральной, экзистенциальной бессмысленности существования. Ему не хватало этого вот «умереть за» – как наслаждаться плодами победы, за которую другие умерли? Чего стоит наша теперешняя свобода? В чем выражается моя свобода, свобода людей моего поколения? В свободе получить равиоли в три ночи?»
Он находит гениальным выражение «невыносимая легкость бытия» и считает, что это и есть его диагноз. Что помогает с ним справляться? Бокс. Дети. И доктор Хаус. Боксировать Хью Лори начал в Америке и нашел, что это «потрясающе расслабляющий спорт, что-то вроде физически реализованных шахмат». Со своими тремя детьми он живет наконец вместе, а не общается по телефону через океан – и отношения в семье очень теплые, неизмеримо теплей, чем те, что знавал он в годы детства. «Мой отец и я никогда не говорили, что любим друг друга. Я даже не могу припомнить, чтобы когда-либо прикасался к нему, не говоря уже о том, чтобы обнять. Думаю, мы могли пожать руки. Это такие простые вещи, но совсем не маловажные, поэтому у меня совершенно другой подход в отношении моих детей. Я обнимаю их все время. Я не оставляю их одних, что приводит их порой в бешенство. Но они каждую минуту сознают, что я их люблю».
И как бы ни отнекивался от своего персонажа Хью Лори, очень многое для него сделал доктор Хаус. «Хаус тоже помогает в моей депрессии, конечно. На него не воздействует социальность, он не прикован к ней, он способен парить над всеми этими канонами хорошего поведения, политкорректного, поверхностного такта. Он – отрицание социальной гравитации. Я бы тоже так хотел. Но всего лишь езжу на мотоцикле. Это тоже полет. Суррогат полета, конечно. Но похоже. Зато у меня есть дети. Я их люблю, они – главное в моей жизни. Так что не задавайте мне тупиковый, но традиционный вопрос – «что вас роднит с Хаусом?». Что-то, возможно, и роднило бы, если бы мне некого было любить. Но мне есть кого. А это, между прочим, похоже на счастье».
Он не связывает с этим персонажем всю свою жизнь и уже продумывает будущую концовку – уход доктора Хауса со своего больничного поста. «Это должен быть громкий уход! Мы должны сделать нечто столь скандальное, чтобы это обсуждали в самом сенате США, чтобы нашему сценаристу Дэвиду Шору предъявили обвинения в суде, а меня депортировали на родину и больше не пустили бы в эту страну. Это должно быть нечто великолепное. Мы обязаны просто-таки отжечь!»
А каким будет уход из кино самого Хью? Об этом он тоже подумал: «На закате своей карьеры хочу работать пианистом в гостинице в Лиссабоне. Один мой приятель играет по пять часов в день в баре лондонского отеля за 25 фунтов и обед, и я страшно ему завидую. Его никто не слушает, но он получает удовольствие от музыки и свободы самовыражения. Чем я похвастать не могу».
У такого предусмотрительного человека, наверное, и надпись на могиле уже продумана? А как же! Даже две – чтобы не давить на родных авторитарностью и дать им право выбора. «Здесь лежит Хью Лори. Он всегда убирал за собой» – это первый вариант. Ну а второй – философский: «Я не знаю. Давайте глянем правде в глаза – а кто знает?..»